- «Copoк первый в худшем варианте…»
- САРКОФАГ И ДРУГИЕ РЕШЕНИЯ УЧЕНОГО
- Радиационный катаклизм
- Все силы — на ликвидацию последствий
- Зона поражения
- Причины трагедии
- Мнение учёного
- Альтернативная версия
- «Другие не знали, что делать…»
- Последняя «амбразура» учёного
- Как появилась пожизненная рента?
- Почта — история доставки отправлений
«Copoк первый в худшем варианте…»
Валерий Легасов не был физиком-ядерщиком и никогда не работал с реакторами. Он был, по его словам, «химиком-ядерщиком» — специалистом по химическим процессам, происходящим в ядерных реакторах. Зарекомендовав себя в научных кругах, в 1983 г он стал заместителем директора Института атомной энергии им. И.В. Курчатова, а в возрасте 45 лет, в 1981 г., действительным членом АН СССР, одним из самых молодых академиков истории этого учреждения.
Одна из первых магнитофонных записей Валерия Легасова посвящена впечатлению от пребывания в зоне бедствия. «Когда подъезжали к Припяти, ударило небо, километров 80 от города. Над станцией было малиновое, а точнее малиновое свечение, что делало ее совершенно непохожей на атомную электростанцию. Известно, что на АЭС с ее конструкциями из труб ничего не вытекает. Все объекты очень чистые и аккуратные. А тут как металлургический завод или крупное химическое предприятие. Это беспокоило и делало ситуацию необычной».
А дальше — резкая оценка увиденного на самой АЭС: «На станции — такая неподготовленность, такая беспечность, такой страх. Как сорок первый год, но хуже. С тем же Брестом, с тем же мужеством, с тем же отчаянием, с той же неподготовленностью…».
Говоря о причинах чернобыльской аварии, академик растерян: «Многие положения, правила, требования были настолько сложны, запутаны, что в некоторых частях противоречат друг другу. Все вроде бы должно храниться на одной-двух дискетах на персональном компьютере рядом с оператором, чтобы он в любой момент мог что-то уточнить для себя. И все хранилось в старых, потрёпанных книгах, за которыми надо было ходить, надо было изучать, смотреть на засаленные страницы, и это производило довольно жалкое впечатление».
Академик Легасов видел директора АЭС Виктора Брюханова в первый же день командировки: «Он все время был в шоке, никаких толковых действий и слов сказать не мог. Это был инвалид. Первый заместитель министра энергетики Шашарин, так как станция тогда была в подчинении, тоже был в замешательстве, и все время обращался к нам за помощью…».
Он отметил, что не было необходимого количества защитных респираторов, индивидуальных дозиметров и даже не очень надежных счетных карандашей. Большинство устройств не были заряжены или люди не были проинструктированы, как ими пользоваться. Позже он признался родным, что запасов чистой воды, медикаментов, чистых запасных продуктов и препаратов йода для необходимой профилактики на месте аварии не было.
По его мнению, «положительная, но отрицательная беспомощность в работе Гражданской обороны была совершенно не видна, а недостатки нашей информационной службы бросались в глаза. Несмотря на то, что у нас есть Атомэнергоиздат, медицинские издательства и общество «Знание», оказалось, что нет готовой литературы, которую можно было бы быстро распространить среди населения, разъяснить, какие дозовые нагрузки для людей крайне опасны, как себя вести в условиях, когда человек находится в зоне повышенного радиационного риска».
И академик особо выделил работу правоохранительных служб, «которые в небольшом количестве проделали большую работу по наведению порядка в зоне бедствия. И процесс эвакуации, и быстрое блокирование зоны, и быстрое восстановление порядка, насколько это возможно, сделали, на мой взгляд, неплохо, хотя, конечно, были отдельные факты мародерства, проникновения в закрытую зону с целью кражи имущества, но количество таких попыток было невелико, и они быстро пресекались».
САРКОФАГ И ДРУГИЕ РЕШЕНИЯ УЧЕНОГО
Академик Легасов с официальной въедливостью и бесстрашием подъехал к взорвавшемуся реактору на армейском вертолете для измерения радиации. Я установил, что радиационный фон составляет 9000 рентген в час. Сразу пришло осознание того, что нужно срочно эвакуировать людей из Припяти. Разрешение ждали более полутора суток. Такая неповоротливость была связана с тем, что руководство АЭС и партийное руководство страны находились в состоянии иллюзии. Все были уверены, что это мелкая авария.
Легасов не раздумывал и подыгрывал. Вот один из фрагментов аудиозаписи, оставленной исследователем: «Я понимал, что город эвакуирован навсегда, но психологически не имел сил объявить об этом населению. Я рассуждал так: если объявить сейчас, то эвакуация затянется, все собираются очень долго. Но времени не было. Людям дали понять, что они уезжают всего на несколько дней, и поэтому путешествовали налегке. Сама эвакуация прошла крайне организованно: за несколько часов из 51 000 жителей было эвакуировано около 45 000 человек. Остались только те, кто был необходим для спасения города и содержания станции».
Через несколько дней Легасов добился установления радиуса отчуждения. Он настаивал на том, чтобы этот радиус был равен не менее 100 километрам. Кремль остановился на цифре 30.
Важнейшая задача, стоящая перед правительственной комиссией, — остановить взорвавшийся реактор. Такого опыта в мире не было, и академик, к сожалению, стал первооткрывателем. Он предложил сбрасывать зону реактора с вертолетов и подкрепил это необходимыми расчетами. Вертолетчики «запечатали» реактор и сбросили в него более 5000 тонн всевозможных материалов. Сам Валерий Легасов залезал на проигрыватель и оказывался над обвалом по 5-6 раз в день. Бортовой радиометр с максимальной шкалой 500 рентген в час зашкаливал, но исследователь часто оставлял дозиметр в раздевалке и с рентгеном не козырял.
Путем сброса тысяч тонн спасательной смеси с вертолетов в жерло реактора в короткие сроки было предотвращено распространение газоаэрозольного излучения по стране и Европе.
Когда Николай Рыжков и Егор Лигачев летели в Припять, состоялась встреча, которую Легасов назвал «существенной»: «Я должен был говорить, они понимали ситуацию, что это масштабная авария, которая будет иметь долгосрочные последствия, и что предстоит большая работа по дальнейшему местонахождению разрушенного блока, что необходимо подготовиться к широкомасштабным дезактивационным работам, что необходимо спроектировать и построить укрытие для разрушенного блока 4…»
Убежище, о котором идет речь, позже назвали «саркофагом». Как известно, его проект был быстро подготовлен, и уже в ноябре 1986 года взорвавшийся реактор был изолирован внутри укрытия.
Радиационный катаклизм
Эта авария стала катастрофой для СССР. Но радиоактивное облако не признавало границ, и расстояния его не особо пугали.
Все силы — на ликвидацию последствий
Персонал станции был поставлен в известность, и эти люди первыми вступили в борьбу за сохранение оставшихся энергоблоков. Несмотря на высокий уровень радиоактивности, удалось изолировать станцию от четвертой аварии.
Пожарные, срочники и срочники, водители, строители, горняки — задачи, возложенные на каждого из них, были подчинены единой цели: остановить выброс радиоактивных веществ. И люди это делали — даже в невообразимо тяжелых условиях, когда счетчик не останавливался или даже зашкаливал, а работать можно было всего несколько минут.
Высокий уровень подготовки и дисциплины сработал тогда, в первые дни после взрыва: люди на Чернобыльской АЭС делали все, что могли. Ценой собственного здоровья и даже жизни.
спустя 33 года, когда ученые уже знают о «мирном» атоме гораздо больше, некоторые действия ликвидаторов подвергаются критике. Сейчас говорят, например, что на взорвавшийся реактор нельзя было бросать песок и свинец:
- каждый мешок, приземляясь, поднимал в воздух облака радиоактивной пыли;
- тяжелые кули, упавшие с вертолета, вызвали дальнейшие разрушения;
- свинец под действием радиации и невероятно высоких температур даже не достигал цели и испарялся, дополняя радиоактивное загрязнение химическими веществами.
Но тогда, 26 апреля 1886 года, когда уровень радиоактивного заражения вокруг четвертого блока был запредельным, это воспринималось как единственно возможное решение. Для остановки горения графита в реакторе применяли смеси с доломитом, карбидом бора, позже латекс, каучук и другие пылепоглотители.
Сейчас, спустя 33 года изучения той ситуации, специалисты говорят, что заливать реактор водой было совершенно не нужно и даже опасно. Но люди действовали, руководствуясь имеющимися у них на тот момент инструкциями и знаниями, многие особенности поведения ядерного реактора были тогда просто неизвестны. И его нужно было приручить.
После дезактивации территории и возведения защитных сооружений и сооружений казалось, что в ноябре железобетонный саркофаг может дышать. Но это временное убежище оказалось недолговечным, в нем появились большие трещины (их площадь равнялась тысяче квадратных метров!), и вернулась угроза радиоактивного заражения.
В 1997 году страны «Большой семерки» согласились, что нужно строить «Укрытие-2» в целях безопасности. Работы начались в 2007 году, спустя девять лет над саркофагом уже была нарисована изогнутая конструкция. Сроки сдвинулись: ноябрь 2017, затем май 2018.
Зона поражения
После аварии в Чернобыле смертоносное радиоактивное облако «накрыло» большую территорию, площадь которой превысила 200 тысяч квадратных километров. В УССР больше всего пострадали Киевская и Житомирская области (особенно на севере). Много осадков выпало в Гомельской (БССР) и Брянской областях (РСФСР.
Вся информация о предыдущих авариях на ядерных объектах была засекречена. Но они были, даже на той же АЭС в Чернобыле, пусть и не такие большие. И доступ к этим документам имел ограниченный круг специалистов. Возможно, по этой причине приказ о экстренной эвакуации людей был отдан только ночью, в 23 часа, а также потому, что они ждали решения руководства страны. Население Припяти узнало об этом только на следующий день, 27 апреля, в 13:10.
Из-за высокого уровня загрязнения территории радиоактивными изотопами 27 апреля за два с половиной часа из Припяти эвакуировали 47 тысяч человек. Затем, когда 4 мая зона отчуждения расширилась до 30 километров, число эвакуированных увеличилось почти втрое. 179 деревень опустели.
Причины трагедии
После аварии выдвигались различные версии. До сих пор нет единого мнения.
Мнение учёного
Академик В. Легасов, участник ликвидации аварии на ЧАЭС, написал осенью 1987 года материал о событиях, происходивших в то время на АЭС, под названием «Мой долг рассказать об этом». Но статья в газете «Правда» не была опубликована. Выводы, к которым пришел ученый, были для его современников, простых советских людей, чем-то совершенно немыслимым. И ужаснулись своей правде. Эта работа увидела свет лишь через три недели после его смерти, в мае 1988 года.
«Строители допустили ряд грубых ошибок, конструктору тысячу раз говорили об аварии реактора, но он не хотел больше работать. Но главные преступники не сотрудники и даже не проектировщик, а руководители Госплану им тоже доказывали, что АЭС без колпака строить опасно и преступно, но плевали на это с большой колокольни, потому что колпак удорожал каждую станцию на 30%», — отмечает академик В. Легасов писал в своих заметках.
Альтернативная версия
Атомная электростанция – объект повышенной опасности. И работать там можно только при соблюдении строжайшей дисциплины. Как в армии. Ничего не получится, если подчиненный будет спорить и строить собственные выводы.
Поэтому от каждого отдельного работника требуется профессионализм, знание своих функциональных задач и четкое их выполнение. Что нужно делать в той или иной ситуации пошагово написано в инструкции. И специалисты их всегда сопровождали, и в судьбоносной смене тоже. Но оказалось, что инструкций на все случаи жизни просто нет.
«Мирный» атом после взрыва из Чернобыля долетел до Ленинграда, был обнаружен в Мордовии и Чувашии. В последующем различные его количества были зафиксированы в Арктике, Норвегии, Швеции. Направление ветра изменилось — и радиоактивные элементы устремились в сторону Балкан, частью выпали в Малой Азии и Северной Африке, а затем повернули на запад. После пересечения океана они достигли Флориды, где и были обнаружены.
«Другие не знали, что делать…»
Академик Легасов, имевший на службе отвагу и бесстрашие, уже по прибытии облетел четвертый аварийный блок на армейском вертолете. Когда он подошел к реактору для измерения радиации, то обнаружил, что радиационный фон составляет 9000 рентген в час. Сразу пришло осознание того, что нужно срочно эвакуировать людей из Припяти. Разрешение ждали более полутора суток. Вот один из фрагментов аудиозаписи, оставленной исследователями: «Мы вызвали из Киева тысячу автобусов, определили маршруты и местонахождение эвакуированного населения.
К сожалению, в городе не было диктора местной радиосети, чтобы сообщить об этом. Поэтому генерал Бердов, приехавший из Киева, дал команду: Всем милиционерам обойти каждую квартиру и объявить, что до завтра ни один человек не должен выходить на улицу, оставаться дома. Все оповещение населения проведено ночью и рано утром, обходя все квартиры. В 11.00 уже было совершенно официально, объявлена эвакуация города».
Важнейшая задача, стоящая перед правительственной комиссией, — остановить взорвавшийся реактор. Такого опыта в мире не было, и академик, к сожалению, стал первооткрывателем. Тушение реактора, вернее, предотвращение его дальнейшего горения, графитом, смесью бора, песка, свинца и доломита, не было изобретением Легасова, а он из десятков различных способов тушения ядерного пожара выбрал наиболее эффективный.
Он предложил сбрасывать зону реактора с вертолетов и подкрепил это необходимыми расчетами. Вертолетчики «запечатали» реактор и сбросили в него более 5000 тонн всевозможных материалов. Сам Валерий Легасов залезал на проигрыватель и оказывался над обвалом по 5-6 раз в день. Бортовой радиометр с максимальной шкалой 500 рентген в час зашкаливал, но исследователь часто оставлял дозиметр в раздевалке и с рентгеном не козырял.
Путем сброса тысяч тонн спасательной смеси с вертолетов в жерло реактора в короткие сроки было предотвращено распространение аэрозольного газового излучения по Европе. Вот как рассказывал об этом Валерий Алексеевич: «Я своими глазами видел, как бригадиры, молодые офицеры наполняли мешки песком, грузили мешки в вертолеты, летели, шли к цели, падали, возвращались и снова поднимались в воздух. Были установлены необходимые песочные карьеры, пошел свинец, вертолетчики нашли эффективный способ действий.
Эта работа была небезопасной: нужно было взлететь, сильно похудеть, вовремя уйти, не получив слишком больших доз радиации и, самое главное, главное, попасть в цель. Все это решаемо».
В Припять прилетели Николай Рыжков и Егор Лигачев. Их поездка имела большое значение. Сразу же состоялась встреча, которую Легасов назвал «необходимой». «Я должен был говорить, они понимали ситуацию, что это масштабная авария, которая будет иметь долгосрочные последствия и что предстоит большая работа по продолжению поиска разрушенного блока, что необходимо готовиться к крупномасштабным.. масштаб дезактивационных работ, что необходимо спроектировать и построить укрытие для разрушенного энергоблока 4…».
Как известно, сразу был подготовлен проект саркофага, и уже в ноябре 1986 года взорвавшийся реактор был изолирован внутри укрытия. Для строительства потребовалось 7 тысяч тонн металлоконструкций и 400 тысяч кубометров бетона. А для того, чтобы территория была полностью обеззаражена, было вывезено около 100 тысяч кубометров грунта.
Приют возводили 90 тысяч человек из разных уголков штата. Когда я готовил одну из книг, мне довелось поговорить о вкладе академика Валерия Легасова с министром транспортного строительства СССР Владимиром Брежневым, который провел в Чернобыле около месяца: «Валерий Алексеевич, всемирно известный ученый, человек крупного масштаба, государственного мышления, светлый и талантливый человек принимал самые ответственные решения, потому что другие не умели или не знали, что делать…».
Последняя «амбразура» учёного
Чернобыль сильно изменил характер Легасова и его взгляды не только на атомную энергетику, но и на весь научно-технический прогресс. Работа в Чернобыле, доклад в Вене на конференции Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) принесли Валерию Алексеевичу всемирную известность. Об отчете в Вене мы поговорим отдельно. В августе 1986 г в столице Австрии состоялось специальное совещание МАГАТЭ.
Для борьбы с чернобыльской трагедией мероприятие собрало более 500 специалистов из 62 стран мира. Страны Европы намеревались потребовать от Советского Союза компенсации за ущерб от радиоактивного облака, которое после аварии распространилось на значительную часть европейской территории. Речь шла о очень больших суммах. Над отчетом работала целая группа специалистов, он получился очень подробным и честным.
Сотни страниц доклада были переданы на цензуру в ЦК КПСС. После вычитки была составлена резолюция: «В докладе содержатся сведения, порочащие уровень науки и техники в Советском Союзе, авторов доклада привлечь к партийной и уголовной ответственности». Академик Валерий Легасов был вынужден сократить доклад, чтобы общественность успокоилась и Советский Союз выглядел в лучшем свете.
Вообще-то на встрече должен был выступить Михаил Горбачев, но в Вену он не поехал. Генсек справился бы с пятичасовым докладом, но вряд ли он смог бы два часа отвечать на вопросы специалистов. Легасов был отброшен в тень. Став «адвокатом» страны перед судом международного сообщества, Валерий Алексеевич провел подробный анализ катастрофы. Говорил, не оглядываясь на «верх», не опасаясь за свою репутацию.
Экспертов поразило сознание советского академика, прорвавшегося сквозь пелену лжи и молчания, окружавшую Чернобыль. Раскрыв истинную природу катастрофы, он фактически спас страну от многомиллионных судебных исков. Когда он закончил говорить, его встретили аплодисментами. Легасов стал очень популярен, в Европе его назвали человеком года, он вошел в десятку лучших ученых мира. Это вызвало нешуточную ревность у его начальства и коллег, которым не нравилась сказанная правда о Чернобыле.
В некоторых публикациях о взглядах Легасова на судьбу атомной энергетики говорится, что Валерий Алексеевич стал ярым противником атомных станций. Это не так: ни до аварии, ни после нее он не говорил, что АЭС — это тупик развития научно-технического прогресса. Легасов думал о другом, он считал, что сегодня самое главное в нашей жизни должно
быть принципом безопасности. Академик отмечал: «…Слова поразили меня своей точностью. Только авария, по моим прикидкам, должна была случиться не в Чернобыле, а на Кольской АЭС несколько лет назад, когда там в магистральном трубопроводе, по которому подается теплоноситель, обнаружился сварщик, чтоб побыстрее и получить бонус, вместо блокировки сварки вы просто вставляете электроды в канал и слегка привариваете их сверху.
Это было чудесным образом обнаружено, иначе мы бы просто потеряли Кольский полуостров полностью».
5 июля 1986 года Валерий Алексеевич пытался убедить членов Политбюро, что вина за случившееся лежит не только на работниках АЭС, но и на конструкторе реактора РБМК. Он обнаружил серьезную ошибку в расчетах, и конструктор указывал на нее не раз. Исследователь убедился, что такие реакторы больше нигде в мире не используются. Разработал новые представления о безопасной атомной энергетике. Он требовал совершенно иных подходов к современной технике. Но ничего не добился. В СССР строительство этих реакторов продолжалось…
1 сентября 1986 года Валерию Легасову исполнилось 50 лет. Академику было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Но нашлись и противники премии: исследователю напомнили о чересчур честной оценке причин чернобыльской аварии.
Справедливость восторжествовала лишь спустя 10 лет: в сентябре 1996 года президент Борис Ельцин посмертно присвоил Валерию Алексеевичу Легасову звание Героя России.
Читайте также: 75 лет назад в концлагере Маутхаузен погиб генерал Карбышев
Как появилась пожизненная рента?
Французское слово «рента» и выражение «аннуитет» всем хорошо известны, но не все до конца понимают этот механизм, зародившийся ровно 500 лет назад! Мы расскажем историю проблемы и представим самые интересные кейсы.
Почта — история доставки отправлений
В 1960 году английский почтальон Дэвид Хантер покончил жизнь самоубийством, не сумев вовремя доставить посылку адресату. Вот пример ответственного отношения к сервису!